ПРОВОКАЦИОННАЯ ВЫЛАЗКА
МЕЖДУНАРОДНОЙ РЕАКЦИИ

Народные легенды наделяют своих героев бессмертием. Но никогда ни в какой мифологии бессмертием не наделялись предатели. Нет мифа о воскрешении Иуды. Однако предательство живуче, оно тоже может воскреснуть, в особенности, если оно никогда и не собиралось умереть.

Автор романа "Доктор Живаго" Борис Пастернак похоронил своего героя, отщепенца и предателя, презирающего русский народ и его великое, кровью выстраданное деяние - Октябрьскую революцию. Но доктор Живаго не умер, он не хотел умирать, не завершив всей цепи своих предательских поступков. Живой, он боялся перебежать на сторону врагов революции, куда его постоянно тянуло, опасаясь за свою шкуру. Скончавшись в романе, он ныне начал другую жизнь уже в бестелесной оболочке героя литературного произведения и отправился в кругосветное путешествие, чтобы повсюду, где только можно, предавать свое отечество. Теперь доктор Живаго среди своих, и его создатель Пастернак получил "тридцать сребреников", для чего использована Нобелевская премия.

Кто помог воскресшему Иуде стать столь модной фигурой на политической арене Запада? Какую ставку делают наши враги на автора романа Бориса Пастернака?

История присуждения этому писателю Нобелевской премии 1958 года - это история тщательно продуманной идеологической диверсии, которой отведено немалое место в антикоммунистическом походе, развернутом в последнее время самыми реакционными силами Запада.

Еще в декабре прошлого года новоиспеченный лауреат Нобелевской премии французский писатель Альбер Камю обрушился на советскую литературу, на принципы социалистического реализма, удостоив эпитета "великий" из всех современных писателей нашей страны только одного Б. Пастернака. Это восхваление стало общим местом в западной прессе и особенно усилилось после издания в Италии, Франции, Англии, США и других странах романа "Доктор Живаго".

Книга Пастернака - житие злобного обывателя, врага революции - была принята на вооружение реакционной печатью как средство разжигания холодной войны. Так, французский еженедельник "Ар" писал не без презрительной снисходительности в номере от 29 января: "Не столько литературное, сколько политическое значение "Доктора Живаго" выдвинуло его на передний план". "Пастернак стал знаменитым на Западе еще до того, как там ознакомились с его творчеством", - подчеркивала "Фигаро литерер".

Надо сказать, что поначалу, не предвидя той роли, которая будет отведена "Доктору Живаго" в антисоветской пропаганде, ряд западных критиков довольно откровенно высказывался о его невысоких художественных достоинствах. Вот что отмечал, например. Густав Герлинг в западногерманском журнале "Меркур": роман Пастернака "ни в коем случае нельзя считать полностью удавшимся произведением: он населен фигурами с очень слабо очерченной психологией, хаотичен в построении". Голландская буржуазная газета "Хет цароол" видела в романе "аффектацию, литературную неуклюжесть, натянутую символику и неэкономное использование действующих лиц". А известный французский критик Андре Руссо без обиняков заявил: "Мне кажется, что реализм Пастернака... весьма недалек от банальности или даже вульгарного натурализма. Как бы то ни было, в данном случае не ощущаешь той неодолимой силы, с какой обычно захватывают нас великие произведения... Не знаю, сумеет ли этот роман получить большой резонанс в международном масштабе".

Но вскоре ветер подул совсем в другую сторону, как только в американской прессе, в частности, в еженедельнике "Нейшн", назвали "просчетом" тог факт, что Пастернак до сих пор не получил Нобелевской премии, и в категорическом тоне потребовали, чтобы "этот просчет был исправлен при следующем выборе лауреатов". Страницы западноевропейских и американских газет и журналов начали заполняться портретами Пастернака, его беседами с буржуазными журналистами, восторженными статьями, в которых прославлялись его антиобщественная позиция, его неприятие советского образа жизни, антинародный дух его последней книги.

Именно антинародпость романа Пастернака, дух ненависти и презрения к простому человеку, пронизывающий от начала до конца это произведение, снискали восторженное признание всех и всяческих врагов дела социализма. Сейчас, уже после присуждения премии, шведская газета "Афтонбладет" в опубликованной ею статье К. Веннберга откровенно считает "преувеличенной" роль Пастернака-прозаика, признавал, что присуждение премии продиктовано политическими мотивами, благодаря которым Живаго-Пастернак "обошел" кандидатуру Михаила Шолохова.

Пастернак в своем романе откровенно ненавидит русский народ, он не говорит ни одного доброго слова по адресу наших рабочих, крестьян, красноармейцев. "Доктор Живаго" - это сгущенная, сконденсированная клевета на советских партизан и Красную Армию, на все великое творчество строителей новой жизни на советской земле. Понятно, почему автора-клеветника предпочли писателю, посвятившему свое творчество изображению людей, вышедших из гущи народной.

И действительно, как могли не ухватиться идеологи буржуазии за такое произведение, которое французский критик Морис Надо в порыве восторга охарактеризовал как книгу, где "оспаривается законность советской власти, обоснованность того, что называется строительством социализма, оспаривается Октябрьская революция и марксизм"?

И сам роман, и личность его автора стали золотой жилой для реакционной прессы, решившей использовать эту находку до конца.

Пастернака преподносили западному читателю в качестве некоего "великомученика", не желающего, как писал еженедельник "Ар", подчиниться "указам диктаторов советской литературы". Но можно ли назвать "указом", "грубым диктаторством" письмо редколлегии "Нового мира", адресованное в сентябре 1956 года Борису Пастернаку, письмо, написанное еще до того, как "Доктора Живаго" в безмолвном упоении стал воспринимать как должное расточаемые ему на Западе похвалы, сдобренные антисоветской клеветой.

В письме Пастернаку, публикуемом сегодня в нашей газете, содержится и детальный разбор его произведения, и предупрежденпе, над которым автор мог бы и должен был задуматься. Казалось даже, что он начинает понимать доводы советских писателей, прочитавших его рукопись. Но, наделенный психологией своего героя, воинствующего индивидуалиста Живаго, он поддался лести зарубежных, пропагандистских сирен. Для того, чтобы прислушаться к голосу своих коллег по перу, нужно видеть в них друзей и единомышленников. А Пастернак не хотел видеть в советских писателях своих единомышленников и друзей. Охваченный манией величия, он даже не постеснялся в своей одновременно с романом выпущенной во Франции "Автобиографии" облить грязью Маяковского, с которым, как известно, в свое время его связывали дружеские отношения. Одна и та же рука написала роман "Доктор Живаго" и эти кощунственные строки: "Маяковского стали насаждать насильственно, как картошку во времена Екатерины". Стоит ли удивляться тому, что французский еженедельник "Ар" вынес эти слова в качестве заголовка на газетную полосу? "Мы счастливы, - писала редакция, публикуя отрывок из "Автобиографии", - предоставить читателю эти неизданные страницы..." Чем же, как не поцелуем Иуды, выглядят в свете этих клеветнических строк "прочувствованные" стихи, написанные Пастернаком на смерть Маяковского?

"Счастье", пережитое редакцией журнала "Ар", разделили с ней все те, кто приложил свою руку к очередной антисоветской акции... Критика американского журнала "Тайм" больше всего привлекли в романе "Доктор Живаго" "антимарксистские абзацы, от которых захватывает дух". Английская газета "Тайме" в своем литературном приложении с похвалой отозвалась о позиции Пастернака, противопоставившего себя всей советской литературе и "эстетике коммунистической партии". Именно в силу этого, продолжали лондонские злопыхатели, "он приобрел значимость, намного превышающую значимость его произведения".

Как ни старается реакционная пресса "приподнять" и искусственно преувеличить значение Пастернака,- ей не удается скрыть, что "Доктор Живаго" - мелкое, никчемное, подленькое "рукоделие". Бедна ныне западная пропаганда, если она хватается за этот дурно пахнущий пасквиль, как за находку!

Прекрасно понимая действительную художественную "значимость" романа Пастернака, буржуазная печать еще задолго до присуждения премии, словно предвосхитив мотивы решения жюри в Стокгольме, стала навязывать читателям мысль о том, что "Доктор Живаго" - произведение, продолжающее классические традиции русской литературы XIX столетия. Было очевидно, что своим пафосом и содержанием роман Пастернака - чужеродное тело в советской литературе. И поэтому понятны попытки врагов связать его хоть как-нибудь с национальной традицией. Но что общего можно найти между великим гуманизмом и демократизмом русских классических писателей и "Доктором Живаго", исполненным презрения и ненависти к народу и народным делам? Что можно найти общего между высокими и светлыми идеалами русских классиков, их действенной большой любовью к простому человеку и мелкошкурнической, эгоцентрической моралью романа Пастернака?

Жалкие п смешные попытки "возвеличить" нобелевского лауреата этого года находятся в резком противоречии с тем равнодушием, которое проявляло и проявляет жюри литературной премии имени Нобеля к подлинно выдающимся именам нашей отечественной литературы. Стоит напомнить, что в прошлом ни Лев Толстой, ни Антон Чехов, ни Максим Горький - гиганты мировой литературы - не были признаны "достойными" этой награды. Многие русские писатели внесли неоценимый вклад в сокровищницу мировой литературы, но лишь И. Бунин в 1933 году получил Нобелевскую премию, белоэмигрант Бунин, к тому времени окончательно утративший связи с русским народом. И вот теперь этой премией венчают Пастернака, силясь скрыть за формулировкой жюри сугубо политическую антисоветскую сущность кампании, в которую вылилось присуждение литературной Нобелевской премии в этом году.

Если бы шведские "словесники" и их заокеанские вдохновители были действительно воодушевлены стремлением отметить заслуги подлинно народного писателя, достойного продолжателя великих традиций русской литературы, они могли бы найти в нашей стране художников слова, признанных и любимых миллионами читателей.

Мы не можем быть равнодушны к тому, что происходит вокруг романа Б. Пастернака на Западе. Мы не можем быть безразличны к произведению, содержащему клевету на самое дорогое сердцу каждого советского человека - нашу революцию, завоеванную кровью лучших сынов и дочерей народа. Внутренний эмигрант Живаго, малодушный и подленький по своей обывательской натуре, чужд советским людям, как чужд им злобствующий литературный сноб Пастернак, он их противник, он союзник тех, кто ненавидит нашу страну, наш строй. И "овация", устроенная ему на Западе, - ясное подтверждение этому. "Нобелевская премия против коммунизма", - гласит жирная подпись под портретом Пастернака в венской газете "Нейе курир". Яснее не скажешь!

Провокационная возня с романом Пастернака, цель которой - опорочить завоевания Октябрьской социалистической революции, вызовет гневное возмущение каждого советского человека. Наши люди привыкли с уважением относиться к высокому званию советского писателя, привыкли видеть в его лице борца за передовые идеалы эпохи, за интересы народа, видеть его участником самых ожесточенных идеологических схваток нашего времени на стороне сил мира и социализма.

А Пастернак? Он вложил оружие в руки врагу - передал буржуазным издательствам свою насквозь пропитанную антисоветским духом книгу. Он молчал, когда люди, сделавшие своей профессией ненависть к идеям социализма, вроде французского обскуранта Мориса Надо или прожженного американского журналиста-политикана Сульцбергера, превозносили его роман за смердяковское оплевывание русского народа и его великой революции. Он молчит и теперь, когда его роман, по словам газеты "Сейлон дейли ньюс", "определенные круги, заинтересованные в холодной войне", ставят рядом с таким отравленным оружием антикоммунизма, как книги Джиласа и Имре Надя. Он хранит молчание даже тогда, когда пропагандистская молва на Западе смело отождествляет автора с его героем - доктором Живаго,- ведь он, "интеллектуально, морально и даже физически похож на Пастернака, как родной брат", - оповещает агентство Франс Пресс.

Этот "мастер слова", на стольких иностранных наречиях клевещущий на нашу Родину, давно разучился говорить правду. Он жил в нашей стране подобно корреспондентам тех реакционнейших зарубежных газет, которые поднимают его сегодня на щит. Он не хотел видеть великих перемен, происходивших и происходящих в нашей стране на глазах всего лира, великих достижении, которые увидели и о которых во весь голос сказали такие трезвые иностранные наблюдатели, как Элеонора Рузвельт, Сайрус Итон, Рокуэлл Кент и многие, многие другие.

За это молчание, в котором затаена злоба бешеного индивидуалиста, хвалят его сегодня наши враги. "Ему, - пишет французская газета "Темуаньяж кретьен", - глубоко безразлична цель преобразований, коллективизации, цели общества..."

Б. Пастернак получил ныне "мировую известность" в среде тех, кто пользуется любой возможностью, чтобы оболгать Советский Союз, его общественный и государственный строй. Но - или с теми, кто строит коммунизм, или с теми, кто пытается остановить его поступь. Пастернак сделал выбор. Он выбрал путь позора и бесчестия.

Путь позора... В канун присуждения Нобелевской премии реакционная французская газета "Фигаро литерер", уже заранее предвидя решение жюри, с нескрываемым торжеством писала о том, как отлично сработала расставленная "перед Москвой ловушка". Невысокая честь выпала Пастернаку. Он награжден за то, что добровольно согласился исполнить роль наживки на ржавом крючке антисоветской пропаганды. Долго в этой "позиции" удержаться трудно. Наживку заменят новой, как только она протухнет. История свидетельствует, что подобные замены происходят очень быстро. Бесславный конец ждет и воскресшего Иуду, доктора Живаго, и его автора, уделом которого будет народное презрение.