| QUOTE | Первый сольный альбом Майка Науменко иногда считают первым альбомом "Зоопарка". Записан в студии Ленинградского Большого театра кукол (Ленинград, Некрасова, 10) в мае-июне 1980 года. На тот момент Майк уже имел большое количество материала и даже сам пытался зафиксировать его дома, но результаты оставляли желать лучшего. После предложения сделать запись на полупрофессиональной студии он решил записать все вещи, которые были написаны на тот момент, с прицелом на то, что в худшем случае у него будет акустическое демо, которое ещё можно будет доработать. В итоге к записи были привлечены ещё несколько человек, включая Бориса Гребенщикова, будущего басиста "Зоопарка" Илью Куликова и гитариста "Капитального Ремонта" Вячеслава Зорина. Результат превзошёл ожидания. Получился самодостаточный альбом, который давно причислен к "золотому фонду русского рока". Как и "Все братья – сёстры", "Сладкая N" присутствует в реестре "100 лучших магнитоальбомов советского рока" Александра Кушнира.
Звукоинженер-реставратор Евгений Гапеев в 2013 году обнаружил ленты с ранее неизвестными вариантами сведения некоторых песен альбома и использовал их при подготовке винилового мастера, поэтому в таком виде альбом выпущен впервые. Оформление пластинки подготовлено с оригинальных слайдов и повторяет оформление оригинального магнитоальбома. |
| QUOTE | Лето 1980 года. Ленинград.
Только что закончился второй призыв в Афганистан и вскоре начнется Олимпиада. В Госкино приостанавливается закупка иностранных боевиков, советские кинокомедии становятся грустными, а в Питере исчезают продукты. Прогрессивная молодежь болеет Западом, и те, кто не имеет возможности эмигрировать, создают в душе своеобразные заповедники. Пустые бутылки, немытая посуда и разбитые пластинки - более реальны, чем всеобщая реальность.
На смену прозаическому образу жизни - старые дачи, сельские танцы, синема и пригородные электрички - приходит новое сознание. Подрастающее поколение дворников и сторожей бродит вокруг букинистических магазинов, гуляет по лесам в мундирах войск наполеоновской армии или играет рок-н-ролл на развалинах старых замков.
Вскоре после разгона тусовки у лестницы Михайловского замка Майк Науменко получает приглашение записать альбом в студии Большого театра кукол. В то время в ленинградских театрах было принято записывать разных бардов. Поскольку речь шла не о студийной работе с подпольной рок-бандой, а о рок-барде, проработавшем около года в должности техника-радиста, главреж театра отнесся к этой забавной затее с пониманием.
"Сама запись в студии Большого театра кукол состоялась только благодаря главному режиссеру, подлинному мастеру Виктору Борисовичу Сударушкину, рано ушедшему из жизни, - вспоминает старший техник-радист Алла Соловей, выполнявшая часть звукорежиссерской работы во время сессии "Сладкой N". - Сударушкин способен был понять, почувствовать, что в данный момент в стенах его театра происходит некое священнодействие - может быть, не совсем ему близкое и понятное, но необходимое и для музыкантов, и для нас, звукорежиссеров.
Каждый раз Сударушкин давал мне письменное разрешение на "экспериментальную" запись".
"Сударушкин был демократом, - вспоминает инициатор записи Игорь Свердлов, осуществлявший вместе с Аллой Соловей звукорежиссуру "Сладкой N". - Как-то во время сессии он вошел в студию. На пульте стояли стаканы с портвейном. Он запросто опрокинул один вместе с нами, как ни в чем не бывало".
...Как только у Майка появилась возможность поработать в полупрофессиональной студии (магнитофоны Studer и STM с высокочастотным разрешением на 38-й скорости), он тут же решил зафиксировать все имеющиеся в наличии песни. В худшем случае это было бы полуакустическое "демо", которое могло пригодиться для раскрутки последующих вариантов.
В восьмидесятом году у Майка Науменко еще не было собственной группы, но по поводу записи можно было кое-что придумать. Майк пригласил на сессию гитариста Вячеслава Зорина из группы "Капитальный ремонт", в составе которой Майк периодически выступал в течение 79-го года. Кое-что у них было отрепетировано заранее, а часть программы было решено записывать "без разбега".
С начала июня работа в студии театра на улице Некрасова закипела. На нескольких композициях гитарному дуэту Майка Науменко и Вячеслава Зорина подыгрывал на гармошке Борис Гребенщиков.
Совершенно очевидно, что, когда Майк получил приглашение записаться, он уже "по уши" сидел в материале, основательно поработав дома с магнитофоном. После первых проб Майка слегка лихорадило от полученных результатов.
"Майк начинал запись немного робко, но затем, увидев реакцию операторов и первых слушателей, успокоился и разошелся вовсю, - рассказывает Зорин. - После первой сессии, когда мы вышли на улицу, он сказал удивительно торжественным голосом: "Сегодняшний день прожит не зря".
Зорин вспоминает, что кроме нескольких композиций, в которых Майк накладывал сверху соло-гитару и (изредка) бас, большинство песен было сыграно живьем, причем на каждую из них уходило не больше трех черновых дублей.
"Майк хотел как лучше и боялся портить варианты, - говорит Зорин. - Он предполагал, что некоторые песни будут переделываться в другой раз".
...От этого альбома веяло вдохновением и шестидесятыми. Медленные рок-н-роллы ("Седьмое небо") соседствовали с ритм-энд-блюзами ("Утро вдвоем") и магнетизмом "Пригородного блюза", в котором строчка "хочется курить, но не осталось папирос" казалась вытащенной из арсенала декадентской поэзии серебряного века. Исполняемая в бешеном темпе, эта композиция выглядела как открытая заявка на панк-рок. В то время "Пригородный блюз" воспринимался как призыв к вооруженному восстанию - не случайно спустя пару лет при литовке в рок-клубе вместо "я сижу в сортире и читаю Rolling Stone" оказалось "я сижу в квартире". Хорошо хоть, что цензоры с улицы Рубинштейна не тронули красивое, но подозрительное слово "папирос". Мало ли, что там могло быть внутри...
Открывала альбом композиция "Если ты хочешь", фактически "свинченная" на генеральной репетиции открытия первого варианта рок-клуба в 79-м году.
Эффектный речитатив и псевдобитловский переход с мажора на минор и обратно на мажор окаймляли сформулированный итог жизненной философии деятеля ленинградской подпольной культуры: "И если хочешь, ты можешь застебать меня!"
Лекарство, изобретенное Майком, оказалось просто наркотиком. Стеб-таблетки "от Майка" ввели в искушение работать "под андеграунд" многих ребят, проживших по большей части в высотных сталинских домах и ни разу в жизни не видавших настоящих очередей и милицейских облав.
...Первую сторону альбома закрывало сразу несколько блюзов. "Если будет дождь" - красивая, немного разорванная по ритму акустическая баллада, "Я возвращаюсь домой" - холостяцкий манифест, сопровождаемый торжественным боем аккордов, и наконец - суперхит "Blues de Moscou", сыгранный при активном участии гитары Зорина и его же репликах ("Наливай!").
Любопытно, что на этом альбоме в композиции "Blues de Moscou" "барышни в столице" пока еще "не любят звезд панк-рока" - а не "музыкантов", как это было в более поздних версиях, когда Майк со страшной силой стал открещиваться от опошлившегося панк-движения. Пока же Майк в гордом одиночестве толкал впереди себя тяжеленную телегу с припанкованным блюзом.
"This is the blues" - анонсировал он на этой сессии очередной рок-н-ролл, называя блюзом все подряд, включая типичный рок и просто баллады. Говорят, он не очень любил корневую африканскую музыку, предпочитая слушать и выращивать белый блюз (хотя финал "Старых ран" и заканчивается реггийным гитарным соло из "I Shot The Sheriff").
Одним из основных хитов альбома стала композиция "Дрянь".
Эту песню Майк писал в течение целого года и закончил только в 79-м. Многие утверждали, что ее мелодическая линия один в один снята с T.Rex, басовый ход взят у Моррисона, а текст напоминает вольный перевод Лу Рида и полузабытый боевик "Россиян" под названием "Гадость". В частности, Вячеслав Зорин вспоминает, что, сидя как-то вечером в гостях у Майка, он случайно услышал "Дрянь" на английском. "Вячеслав, ты только ничего не подумай", - заволновался Майк. Чего уж тут думать! Майк и Боб, как самые англоязычные из ленинградских авторов, прекрасно знали западную рок-поэзию. Не обязательно было что-либо переводить полностью, если достаточно изучить поэтическую философию или ментальность западных рок-менестрелей и воспроизвести искомое применительно к советскому городскому фольклору или прерванным традициям серебряного века.
Та же "Дрянь" воспринималась впоследствии как гениальная импровизация и со временем стала классикой в репертуаре Майка и "Зоопарка". К слову, в начале 90-х годов право на исполнение "Дряни" было получено от бывшей жены Майка группой "Крематорий", и почти в то же время "Дрянь" была записана Ольгой Першиной - соавтором "Двух трактористов" и боевой подругой "Аквариума" эпохи "Треугольника".
Майк никогда не маскировал источники своего вдохновения, называя Марка Болана и Лу Рида в числе любимых исполнителей. Не случайно также записанная во время сессии в театре кукол композиция "Страх в твоих глазах" напоминала одну из мелодий T.Rex с пластинки 77-го года "Dandy In The Underworld", а "Я люблю буги-вуги" (с альбома "Белая полоса") в точности копировала "I Love To Boogie" с того же диска Болана - увы, без указания авторства. Для сравнения отметим, что тот же Гребенщиков не постеснялся указать в отношении композиции "Сергей Ильич" из "Треугольника", что это "песня для МБ". Поди догадайся!
...Во время июньской сессии "Сладкой N" Майком было записано еще шестнадцать композиций, не вошедших в альбом и увидевших свет спустя полтора десятка лет на двойном компакте "Сладкая N и другие", выпущенном "Отделением "Выход". Среди этих архивных композиций есть немало любопытных - начиная от нескольких песен "Капитального ремонта" в исполнении Зорина и заканчивая "квартирными" хитами Майка времен "Все братья - сестры": "Ода ванной комнате", "Женщина" и "Седьмая глава".
Еще одна не вошедшая в альбом композиция посвящалась звукооператору Игорю Свердлову.
Присутствовавший на сессии в театре кукол Андрей Тропилло утверждает, что большую часть "Сладкой N" записывал не Свердлов, а Алла Соловей - поскольку Игорь преимущественно занимался портвейным менеджментом и налаживанием алкогольных контактов. В принципе, об этом поет и Майк в своем посвящении Свердлову: "Допей портвейн - иди домой". Что же касается Аллы Соловей, то для нее эти поиски истины сегодня, по-видимому, не столь уж и актуальны. Ее работа в начале 90-х в качестве пресс-атташе генерала Стерлигова не сильно пересекается с событиями далекого 1980 года.
В заключение несколько слов о главной героине альбома - полумифической Сладкой N, которой посвящалось сразу несколько композиций и существование которой Майк упорно отрицал долгое время.
"Сладкая N - потрясающая женщина, которую я безумно люблю, но при этом я не совсем уверен в том, что она существует в природе... Но, может быть, она и похожа на ту - на обложке", - говорил Майк спустя несколько месяцев после записи альбома в интервью ленинградскому подпольному рок-журналу "Рокси". В реальности прообразом Сладкой N послужила ленинградская художница Татьяна Апраксина, с которой Майк познакомился еще в 1974 году. Интересная внешне, с притягательным внутренним миром и шармом сказочной колдуньи в исполнении Марины Влади, Татьяна была тогда основной музой Майка.
"Майк приходил ко мне в гости один или с кем-нибудь из друзей, скромно составляя маленькую свиту "Аквариума", - вспоминает Татьяна, чей артистический псевдоним был связан с тем, что большую часть жизни она прожила в Апраксином переулке. - Худенький, щуплый, с большим носом, с глазами, блестевшими добродушным любопытством, Майк готов был во всем участвовать и со всеми дружить. Ни одной из своих знаменитых песен он к тому времени еще не написал, хотя уже носил с собой аккуратную тетрадку, в которой закладывались основы будущих хитов. Он мог годами вынашивать одну песню, время от времени вписывая в тетрадку то слова, то фразу, прикидывая разные варианты - как бы составляя мозаику - и подвергая текст постепенной редактуре".
Веер ассоциаций, возникших у Майка после четырех лет дружбы с Татьяной и резко вспыхнувшего, но недолгого романа, развернулся как собирательный образ Сладкой N. В глазах многих Сладкая N стала символом времени не в последнюю очередь благодаря удачно выбранному образу - не менее оригинальному, чем Вера Холодная, и не менее романтичному, чем Прекрасная Незнакомка Блока. В одном из своих поздних интервью Майк выдал очень сокровенное и, пожалуй, самое главное: "Все мои песни посвящены ей..."
С момента женитьбы в 80-м году Михаил Науменко был вынужден ретушировать свою музу, хотя впоследствии не раз пробовал вернуться к этой находке. Еще во время сессии в театре кукол Майк записал композиции "Сладкая N" № 2 ("Когда я знал тебя совсем другой") и "Сладкая N" № 3 ("Горький Ангел"), да и в ряде поздних песен он неоднократно включал в текст этот образ: "Она спросила меня: "А как же Сладкая N?"/Запечатлев на моем плече финальный укус/И я ответил пространно: "Я влюблен в вас обеих/И меня так сейчас достал мой пригородный блюз".
Как большой поэт, Майк старался избегать в подаче образа Сладкой N полного сходства и автобиографичности. И только небеса знают, насколько получившийся "на бумаге" характер абстрактной женщины соответствовал действительности. "С кем и где ты провела эту ночь, моя Сладкая N?" Все это было не очень похоже на Таню Апраксину, которая незадолго до записи сама стала инициатором разрыва отношений с Майком.
"Я настоящая уже не значила для него то, что он вкладывал в новое содержание моего образа, - говорит Татьяна. - Получилось так, что если бы я его не бросила, он бы не стал звездой. Это точно... Существует некая странность, исходящая, по-моему, от издателей журнала "Рокси". Они как бы наложили запрет на все, что имеет отношение к нашему прошлому. Хотя и Майк впоследствии в новых песнях обращался ко мне, минуя меня".
Уже после выхода "LV", "Уездного города N" и "Белой полосы" женская тема по-прежнему занимала воображение Майка. В самом конце 80-х, встретив в кулуарах спортивно-концертного комплекса Ольгу Першину, он сказал ей: "Ты знаешь, я придумал цикл песен, звучащих от женского лица. Было бы весьма неплохо, если бы ты их спела".
Доброе лицо Оли осветилось улыбкой. "Майкуша, ты думаешь, у меня не хватает своих собственных?" Она уже давно проживала в Лондоне, но всегда не без гордости заявляла, что ничего не понимает в местной ленинградской конъюнктуре.
А Майк? Пролепетал что-то, подергивая головой. Глаза его не были видны из-за черных очков.
Александр Кушнир
"100 лучших магнитоальбомов советского рока" |
|
[/url]