История 1-я,
О лампочке Ильича.
Однажды перегорела у Ильича лампочка. Сломался Ильич, так и не смогли его починить. Вот такая история.
История 2-я,
О ходоках, Ильиче и железном Феликсе.
Однажды Владимир Ильич, беседуя с ходоками, сказал: "все-то вы, товарищи, правильно понимаете. И про землю, и про прочую фигню. А вот скажите, есть ли у вас, батенька, фунт маслица?" Ходоки, вестимо, рассупонились: "для вас, Ильич, хоть бидон солярки!" А самый шустрый возьми, да и спроси: "а для чего тебе, дяденька?"
Прищурил Ильич добрые старческие глаза самому степенному ходоку и ответил: "реввоенсовет принял решение смазать железного Феликса. При обысках он сильно скрипит и пугает буржуазию!"
Даже о врагах заботился!
История 3-я,
Про Ильича и буржуазную францию.
Очень не любил Ильич буржуазную францию. "Не ст'яна, - говорил, - "а чушь собачья! Надо было мне лететь из Па'ижа в Питеы, так знаете, как у них авиакомпания называется? Э' ф'анс! Тфу, не выгово'ить!"
История 4-я,
Про Ильича и превратности судьбы.
Однажды Ильич, Троцкий и два эсера - один левый, другой правый - два веселых эсера, до поздней ночи расписывали в смольном пулю. Вистовали Ильич с Троцким. Троцкий возьми да и наиграй эссеру голого короля. Остался Ильич без лапы, расстроился очень, Троцкому и говорит: "ледорубом вас, батенька, за такое дело!"
Сдали еще раз и решил Ильич на мизер идти. Революция всегда риск. "Охранка", - говорит, - "меня не поймала, теперь вы попробуйте!"
Но непруха была вождю в тот памятный вечер: оказался мизер ловленным. И взял Ильич шесть взяток, как с кружка.
Плюнул в морковный чай, прищурился, "Эх",- думает, - "брать, так брать!" И этой же ночью зимний взял.
История 5-я,
Как музыка товарищу Свердлову помогла.
Однажды товарищ Свердлов шел, звеня кандалами, на царскую каторгу. Идет себе, кандалами позванивает. Вдруг навстречу ему композитор Чайковский: "да у вас, милейший, кандалы в до-мажоре звенят!" Вынул нотную тетрадь и давай записывать. Тут из караульного помещения вышел композитор Мусоргский, и Чайковскому говорит: "да вы что, милостивый государь, с пюпитра упали? Кандалы-то в си-миноре звенят! Вот так", - и ударил пальцем по клавише рояля. "Нет!" - возражает Чайковский, - "дерьмовый у вас слух, в до-мажоре!" и ударил пальцем по другой клавише. А пока они спорили, товарищ Свердлов с каторги бежал. Утром заходит охранка на царскую каторгу, думала там Свердлов кандалами звенит, а это Чайковский с Мусоргским по клавишам ударяют.
История 6-я,
Про то, как Ильич царя надул.
Как-то Ильич вышел с конспиративной квартиры подышать гнилым воздухом империи. А чтоб затеряться в толпе, переоделся он великим князем Михаилом. Идет себе, над охранкой посмеивается. Вдруг шум, гам, гнет усилился. Смотрит Ильич - государь император едет. Обомлел Ильич. А ну как узнает тиран в толпе великого князя. Не удивится ли? И точно. Остановилась карета, выглянул Николай кровавый и молвит: "а что это вы, Ульянов, евреем-лавочником нарядились? Или у социалистов нынче мода такая?" не узнал, в общем.
История 7-я,
Об ужасах царской каторги.
Пригнали как-то большевиков на царскую каторгу в Вилюй. Смотрят они - на остроге табличка: "каторга закрыта на учет баланды". Погнали их тогда на царскую каторгу в Катуй. Вышел жандарм - брюхо - во, морда красная, на боку селедка болтается и воняет - жуть. Гнилая, наверное. "Это что за быдло", - говорит - "у нас каторга высшего разряду! Без галстуков пущать не велено!" Ну, у кого пенька на галстуки была - остались, остальных дальше погнали. На царскую каторгу в Анадуй. Долго гнали - оказалось - нет такой царской каторги. Ну, погнали их тогда до Усть-Пижм.
А в Усть-Пижмах - спецобслуживание. Только для участников революции 1905 года. Делать нечего, гонят большевиков дальше. Уж империя кончается - нет каторги, и все тут. Ночь пришла, охранка спать завалилась. Разожгли колоднички костерок, сидят, колодки тасуют. И мечтают о тех временах, когда каторга будет завсегда доступна народу.
История 8-я,
О том, как Ильич вел с'езд РСДРП.
Однажды Ильич шел по набережной Невы, нес снаряд для Авроры. Вдруг смотрит - нищий совсем пропадает. Пропадет - появится, пропадет - появится. Тонул, в общем. Кинул Ильич Нищему пятачок. Вдруг пятачок как закричит: "Винни, а революция?". Проснулся Ильич - слава богу, он в Лондоне на с'езде РСДРП.
История 9-я,
О нелегкой жизни товарища Урицкого.
Однажды партия послала товарища Урицкого на хутор. Смотрит товарищ Урицкий - на хуторе кулаки хлеб жгут. Тихон держит на вытянутых руках каравай, а Фрол тычет в него свечкой и приговаривает: "ужо вам, краснопузым!" Расстрелял товарищ Урицкий кулаков. Кулаки, конечно, не будь дураки, померли. Снял товарищ Урицкий с них лапти, портки и хотел все это в Питер отправить, да по запарке себе оставил. За голову схватился, сел и сам себе рапорт написал:
Товарищу Урицкому.
От товарища Урицкого.
Прошу сурово меня покарать, как не выполнившего задание партии.
И сам же резолюцию наложил: "отказать".
Во всем себе отказывал.
История 10-я,
Про Ильича и козни эсеров.
У одного эсера была ужасная память на имена. Как-то партия послала его в Париж, стрелять в Струве. А он пошел в манеж стрелять в Плеве. Долго стрелял. Уже и патроны кончились, и Плеве. А он все палит. Доложили об этом Ильичу. А тот только плечами пожал и сел писать "Лебединное озеро".
Чайковский это был. Петр.
История 11-я,
Про 300-летие дома Романовых.
Как-то собрались буржуи в зимний справлять юбилей дома Романовых. Генерал-губернатор принес дрель, владыка ключ на восемнадцать, а один камер-юнкер рашпиль с золотой ручкой. Сидят, справляют.
"Что-то стучит, господа", - сказал генерал-губернатор, снимая крышку с коробки скоростей. "Сейчас посмотрим", - буркнул владыка, отодвинул трон и полез в карбюратор. "Нет господа, определенно что-то стучит", - задумчиво произнес губернатор, протирая лампасом вынутые из коробки скорости. "Вот анафема!", - донесся из карбюратора голос владыки. "Да что это стучит-то, господи!", - заныл камер-юнкер, - "Нате вам, губернатор, рашпиль с золотой ручкой!" И невдомек было царским сатрапам, что это робко, прикладом, стучался в двери новый мир.
История 12-я,
О преждевременности революции 1905-го года.
Однажды Ильич с товарищем Менжинским сидели в подполье. "Как хорошо", - говорит Ильич, зашивая в кепку новое клише для "Искры", - "как хорошо, что на теле империи есть наш марксистский кружок! Да, батенька, стоит начать, и потянется народ." "Не потянется", - возражает ему товарищ Менжинский. "Нет, потянется!", - тут же аргументировал Ильич. "Вот вы выйдите и начните! Сами увидите!". "Нет, уж!", - опять не соглашается Менжинский, - "сначала вы выйдите и начните, а потом я. Дисциплина прежде всего!"
"Ну, хорошо, хорошо", - говорит Ильич, - "давайте вместе выйдем и начнем". Вышли они из подполья и давай начинать.
Стоят, начинают. Смотрят, и вправду, потянулся народ. Два раза. И снова заснул.
История 13-я,
О маленьких слабостях революционеров.
У всех революционеров были свои маленькие слабости. Товарищ Луначарский любил считать интернационалы. Бывало, запрется у себя в кабинете и твердит часами: "Первый интернационал, второй, третий. Первый, второй, третий!"
Ильич лепил из хлебного мякиша. Бывало, слепит всему совнаркому на 1-е мая из мякиша по кукишу и радуется, как ребенок. А товарищ Сталин любил улыбаться в усы. Бывало позовет к себе товарища Буденного и до рассвета улыбается ему в усы.
История 14-я,
О том как товарищ Сталин ход войны изменил.
Однажды, товарищ Сталин стоял в коридоре кремля и выбивал свою верную трубку о товарища Молотова. Вдруг видит, идет навстречу товарищ Мануильский. Он частенько в кремль заходил - орден там получить, или поговорить по душам, как получится. Поманил Иосиф Виссарионович товарища Мануильского и спрашивает: "Как вы думаете, товарищ Мануильский, будет дождь или нет?". Товарищ Мануильский туда, сюда, дескать, в метеоцентре Троцкисты, агентура в Берлине молчит, трудно точно сказать. "Вы не юлите!", - сказал Иосиф Виссарионович, - "пойдет дождь, или нет?".
Собрался товарищ Мануильский с духом и говорит: "Товарищ Сталин, для нас, марксистов, не важно, пойдет ли дождь. Важно с нами ли он пойдет!" "Молодец!", - сказал товарищ Сталин, - "правильно рассуждаете! Назначаю вас маршалом Жуковым!".
С того момента ход войны изменился.