 |
|
Релиз: 
Что ж, ты разве человек?
Нет, ты паяц!
Ты наряжайся и лицо мажь мукою.
Народ ведь платит, смеяться хочет он.
А Коломбину Арлекин похитит.
Смейся, Паяц, и всех ты потешай!
Ты шуткой должен скрыть рыданья и слёзы,
а под гримасой смешной муки ада. Ах!
Смейся, Паяц,
над разбитой любовью,
смейся, Паяц,
ты над горем своим!
(из арии Канио)
Владимир Атлантов, легендарный тенор Большого театра и мировая звезда первой величины, в постановке оперы Руджеро Леонкавалло "Паяцы" Большого театра. О Владимире Атлантове можно почитать тут и тут.
"Композитора Руджеро Леонкавалло можно назвать гением одной оперы, оперы "Паяцы", так же как Данэль Дефо – гений одного романа "Робинзон Крузо", а Франц Грубер – гений одной песни "Stille Nacht". У этих гениев были и другие сочинения, но главный шедевр настолько превосходит все остальные их создания, что в памяти человечества они остаются авторами, чье вдохновение достигло пика лишь однажды. Однако случилось так, что в прекрасной опере "Паяцы" есть свой внутренний шедевр, намного превосходящий остальную музыку оперы: это ариозо Канио, где бродячий актер, узнав об измене жены, клянет свое ремесло. Ведь он комик, паяц; в горькую минуту он должен прикидываться счастливчиком и развлекать публику, и теперь роль клоуна для него особенно ненавистна. Музыка ариозо настолько проникновенна и так впечатляет, что для многих слушателей композитор Леонкавалло предстает не только автором одной оперы "Паяцы", но автором одной мелодии, мелодии ариозо Канио.
Руджеро Леонкавалло принадлежит направлению, которое называют "веризм". Слово "веризм" происходит от итальянского vero, "правда". В "Паяцах" Леонкавалло правда – это жизнь бедняков-южан, где чувства так же просты и грубы как тяжкий крестьянский труд: герои оперы не знают сомнений, ими владеют страсти, не облагороженные воспитанием. Боль и обида, ревность и жажда мести неизменно приводят к скорой и трагической развязке – жестокому убийству. Музыка оперы так же прямолинейна, так же изобилует крайностями, так же взвинченна как и сам сюжет. И лишь в ариозо Канио композитор становится подлинным художником: здесь страдание обретает величие, и горе наполняется красотой.
Жанр этого ариозо можно было бы угадать зная лишь драматическую ситуацию: всякая жалоба, всякое выражение боли и печали связаны в оперной музыке, особенно итальянской, с арией lamento, арией скорби, известной со времен барокко. Так и здесь: в мелодии слышатся вздохи, интонации мольбы, как будто Канио спешит излить свою печаль понимающему собеседнику. Но его ариозо – это не только традиционное lamento, но еще и трагический марш. Мерно и веско падают фразы, их ритм отчетлив, неспешен и нарочито периодичен; сердечная мольба lamento и величавая поступь похоронного марша в этом ариозо сливаются и как бы поддерживают друг друга. Скорбь и мужество, печаль и величие становятся неразличимы. Здесь Леонкавалло отступает от "голой правды" и вдохновляется правдой искусства, которая всегда противоречива и многослойна. Здесь проступает истинный смысл христианского сострадания, в котором сочувствие смешано с восхищением. "Страдание возвышает, а горе укрепляет дух", - как бы говорит эта музыка, еще раз утверждая назначение искусства в нашем грешном мире: напоминать о божественном в человеке и не дать ему угаснуть..."
http://music.edu.ru/catalog.asp?ob_no=13017
Приятного просмотра.
Что ж, ты разве человек?
Нет, ты паяц!
Ты наряжайся и лицо мажь мукою.
Народ ведь платит, смеяться хочет он.
А Коломбину Арлекин похитит.
Смейся, Паяц, и всех ты потешай!
Ты шуткой должен скрыть рыданья и слёзы,
а под гримасой смешной муки ада. Ах!
Смейся, Паяц,
над разбитой любовью,
смейся, Паяц,
ты над горем своим!
(из арии Канио)
Владимир Атлантов, легендарный тенор Большого театра и мировая звезда первой величины, в постановке оперы Руджеро Леонкавалло "Паяцы" Большого театра. О Владимире Атлантове можно почитать тут и тут.
"Композитора Руджеро Леонкавалло можно назвать гением одной оперы, оперы "Паяцы", так же как Данэль Дефо – гений одного романа "Робинзон Крузо", а Франц Грубер – гений одной песни "Stille Nacht". У этих гениев были и другие сочинения, но главный шедевр настолько превосходит все остальные их создания, что в памяти человечества они остаются авторами, чье вдохновение достигло пика лишь однажды. Однако случилось так, что в прекрасной опере "Паяцы" есть свой внутренний шедевр, намного превосходящий остальную музыку оперы: это ариозо Канио, где бродячий актер, узнав об измене жены, клянет свое ремесло. Ведь он комик, паяц; в горькую минуту он должен прикидываться счастливчиком и развлекать публику, и теперь роль клоуна для него особенно ненавистна. Музыка ариозо настолько проникновенна и так впечатляет, что для многих слушателей композитор Леонкавалло предстает не только автором одной оперы "Паяцы", но автором одной мелодии, мелодии ариозо Канио.
Руджеро Леонкавалло принадлежит направлению, которое называют "веризм". Слово "веризм" происходит от итальянского vero, "правда". В "Паяцах" Леонкавалло правда – это жизнь бедняков-южан, где чувства так же просты и грубы как тяжкий крестьянский труд: герои оперы не знают сомнений, ими владеют страсти, не облагороженные воспитанием. Боль и обида, ревность и жажда мести неизменно приводят к скорой и трагической развязке – жестокому убийству. Музыка оперы так же прямолинейна, так же изобилует крайностями, так же взвинченна как и сам сюжет. И лишь в ариозо Канио композитор становится подлинным художником: здесь страдание обретает величие, и горе наполняется красотой.
Жанр этого ариозо можно было бы угадать зная лишь драматическую ситуацию: всякая жалоба, всякое выражение боли и печали связаны в оперной музыке, особенно итальянской, с арией lamento, арией скорби, известной со времен барокко. Так и здесь: в мелодии слышатся вздохи, интонации мольбы, как будто Канио спешит излить свою печаль понимающему собеседнику. Но его ариозо – это не только традиционное lamento, но еще и трагический марш. Мерно и веско падают фразы, их ритм отчетлив, неспешен и нарочито периодичен; сердечная мольба lamento и величавая поступь похоронного марша в этом ариозо сливаются и как бы поддерживают друг друга. Скорбь и мужество, печаль и величие становятся неразличимы. Здесь Леонкавалло отступает от "голой правды" и вдохновляется правдой искусства, которая всегда противоречива и многослойна. Здесь проступает истинный смысл христианского сострадания, в котором сочувствие смешано с восхищением. "Страдание возвышает, а горе укрепляет дух", - как бы говорит эта музыка, еще раз утверждая назначение искусства в нашем грешном мире: напоминать о божественном в человеке и не дать ему угаснуть..."
http://music.edu.ru/catalog.asp?ob_no=13017
Приятного просмотра.